«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 2. «Да здравствует Красная Армия!» Главы 5-6 / 4 Августа 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

Едва возникнув, новая социалистическая, Рабоче-Крестьянская Красная Армия (во всяком случае, Симбирский вариант) уже нуждалась в срочной реорганизации. К середине весны это отчётливо осознали и её создатели.

8 апреля был издан приказ № 18 по Симбирскому военному комиссариату (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 51), в котором говорилось: «Вследствие общей специфики формирования Красной Армии в Симбирской губернии не были выполнены все требования по приему в Советские войска, указанные в декрете 15 января сего года с последующими разъяснениями, а равно несоблюдением закона, в настоящее время уже дали свои печальные результаты». Видимо, под невыполнением требований Декрета и несоблюдением закона понимался повальный прием в дружину всех подряд без разбора, порой даже без установления подлинной личности будущих красноармейцев, лишь бы выполнить «контрольные цифры».

Как результат – «советские войска не являются надежными. В состав их вошли многие нежелательные элементы, препятствующие упорядочению дисциплины и порядка. Грабежи, воровство, пьянство, неповиновение, бессмысленная стрельба на улицах характеризуют войска первого набора. Они не только не являются оплотом Советской власти, но роняют ее в глазах всего народа», – со всей пролетарской прямотой констатировал документ.

«Принимая во внимание настоящую политическую обстановку, когда необходимо в государстве хотя бы небольшого количества, но вполне надежных войск на основе требований декрета от 15 января», приказ предписывал в кратчайшие сроки провести переприём всего личного состава, как в Симбирске, так и в уездах. Руководствуясь при этом кратким перечнем прав, обязанностей и ответственности красноармейцев Симбирской губернии».

По сути дела это была чистка рядов, провести которую надлежало специально созданной комиссии в составе: «Председателя – Командира 1-го батальона и членов: Командира 2-го батальона, Заведывающего депо и представителя агитационного отдела Военного Комиссариата».

Аналогичные комиссии создавались и в уездах распоряжениями уездных военных комиссаров.

Чистка в Симбирске начиналась немедленно – с 8 апреля, а в уездах – по получении приказа. И проводилась непрерывно вплоть до её окончания.

Проект упомянутого «Краткого перечня прав, обязанностей и ответственности красноармейцев Симбирской губернии», которым должны были руководствоваться члены Комиссий, обсуждался 6 апреля на заседании Губсовнаркома (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 6. Л. 4, 4 об.) и в тот же день был утвержден Губисполкомом. Документ состоял из трёх разделов. Первый – «Права» – фактически повторял положения Декрета от 15 января, где говорилось о государственном довольствии красноармейцев, о жаловании их в 50 руб. «со дня явки» на службу, об обеспечении нетрудоспособных членов семей и о том, что нормы всех видов довольствия (кроме размера жалования) устанавливаются местными Советами. На народный счёт принималось также «мытье в бане, стирка белья, тельного, постельного в размере отпускаемого казной».

Второй раздел – «Обязанности» – обязывал красноармейцев служить «не ради денежных или других выгод, но для пользы Советской власти, стоящей на страже интересов народа» и «не щадя своей жизни защищать Советскую власть на местах и быть готовым во всякое время выступить в военный поход против врагов этой власти». В число обязанностей бойца входило также беспрекословное повиновение приказаниям поставленных Советской властью начальников и добросовестное, безропотное несение всех нарядов на службе и всех тягот и трудов военного похода. Отдельно оговаривалось, что уборка помещений, работа на кухне и в столовой, приготовление пищи и кипячение воды, равно как и служба в качестве конюхов, ложатся на плечи самих красноармейцев. При этом красный боец не должен был «требовать довольствия: вещевого, приварочного и денежного, в большем размере, чем то будет положено Советской Властью или что будет отпущено ближайшей властью по боевым обстоятельствам». А ещё он должен был беречь народное имущество. Не производить никаких насилий над мирными жителями (каких-либо обысков, реквизиций, конфискаций и прочего без приказания), быть на службе трезвым, жить там, где будет указано, и со двора уходить только в указанное приказом по части время. А также поддерживать строгий порядок, докладывая, кому следует обо всех нарушениях.

Срок армейской службы определялся «Перечнем» не менее 6 месяцев.

Последний, третий раздел – «Ответственность» –самый большой и обстоятельный. В нём указаны, в частности, основания «исключения» со службы:

а. Приказ Военного Комиссара.

б. По суду.

в. По болезни.

г. По собственному желанию.

Уволенные до истечения полугодичного срока не по болезни лишались недополученного жалования, выданное обмундирование у них отбиралось, а нетрудоспособные члены семьи лишались положенного обеспечения.

Под суд бойцы отдавались:

«а. За измену.

б. За неисполнение приказания своего начальника.

в. За подстрекательство товарищей к неповиновению и возбуждению незаконных требований.

г. За действия, могущие возбудить панику в боевой обстановке.

д. За самовольное оставление поста и караульного помещения.

е. За всякий ущерб, нанесенный народному достоянию (хищение народного имущества, бесцельная стрельба, хотя бы одним патроном и пр.).

ж. За грабежи и мародерство.

з. За неисправимое дурное поведение.

и. За появление на службе в пьяном виде и за бесчинства при всяких условиях.

к. За всякое деяние, могущее быть серьезно вредные для службы последствия».

Что касается начальников, то каждый из них был обязан «строго следить за соблюдением красноармейцами вверенной ему части требования закона» и «немедленно арестовать в своей части красноармейца, который по своим деяниям подлежит преданию суду» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 53, 53 об.)

Прошло 20 дней со дня утверждения «Перечня» Губисполкомом и 18 – со дня начала основанного на нём «переприёма», как вдруг на заседании ГубСНК, состоявшемся 26 апреля, в утверждённый и уже начавший действовать документ был внесён ряд изменений, которые во многом имели сугубо стилистический, но кое в чём – и принципиальный характер (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 28. Л. 2 об.) К последним можно отнести пункт в разделе «Права», где был сделан особый акцент на то, что бойцы Красной Армии должны «всеми силами защищать интересы РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА в лице Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов, членами которого состоят люди, избранные народом. Поэтому все приказания, исходящие из Совета, и лиц назначенных Советом, должны исполняться, как приказания народа, на защиту прав которого посвящает себя красноармеец». Таким образом, в новой редакции «Перечня» абстрактное понятие советской власти персонифицировалось. Теперь для бойцов она существовала в лице конкретных представителей Совета и его исполкома. А «наместниками» таковых в частях становились отцы-командиры.

К принципиальным изменениям относились и положение о том, что при поступлении на службу красноармеец «помещается в общежитие», то есть переводится на казарменное положение. Таким образом, исключались поползновения бойцов «снять угол» в городе и уйти из-под контроля начальства. Уточнялись и конкретизировались некоторые положения в части материального обеспечения личного состава. Так, в новой редакции указывалось, что ежедневно каждый красноармеец получает приварочное и чайное довольствие в размере, установленном местными советами, а каждый месяц – полфунта мыла и 1 фунт (459 г.) табаку. И, что особенно важно, пользуется еженедельной баней. А стирка нательного и постельного белья производится на народные средства.

К принципиальным изменениям, безусловно, относился и размер жалования, который в новом варианте был увеличен с 50 до 120 руб. А должностным лицам, то есть командному составу, кроме того к основному окладу доплачивалась ежемесячная надбавка в 70 руб. Однако при этом семьи военнослужащих лишались пособий. Как в прежней, так и в новой редакции красноармеец не имел права требовать ничего сверх перечисленных видов довольствия, хотя бы даже и за деньги.

Раздел «Ответственность» сохранился практически в первоначальном виде, за исключением того, что в новом варианте была чётко обозначена продолжительность «рабочего дня» бойцов:

«Занятия производятся в течение 6 часов в сутки».

В разделе «Ответственность» к перечню оснований для придания красноармейца суду добавился пункт о самовольном оставлении им своей части.

Что стало причиной правки «Перечня» и кто явился её инициатором, точно не известно. Но 20 апреля в Симбирск прибыли представители Всероссийской коллегии по военным делам по организации и управлению рабоче-крестьянской Красной Армии товарищи Александр Иов и Николай Никольский. Оба, согласно телеграмме, поступившей из Казани, были прикомандированы к батальону «для несения службы» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 89 об.) Возможно, именно они настояли на ужесточении и конкретизации ряда положений Перечня прав и обязанностей симбирских красноармейцев. А также обещали финансовую поддержку из центра. Иначе как объяснить небывалую щедрость местных финансистов, внезапно поднявших жалование личному составу более чем в 2 раза.

Интересная деталь: на том же заседании Губсовнаркома, где вторично утверждался многострадальный «Перечень», решили заодно выдать по поларшина сукна защитного цвета тем красноамейцам, которые такового ещё не получали. Но с «классическим» уже условием – разъяснив им «о недопустимости продажи казенных вещей вообще и в частности, выданного сукна» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 28. Л. 2 об.)

Ещё одной мерой, направленной на усмирение революционной вольницы и наведению в армейских рядах порядка и дисциплины, стало учреждение в гарнизоне института дежурного по охране города, введённого приказом по батальону № 33 от 8 апреля (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 103).

Первый пункт приложенного к приказу «Наставления» прямо указывал, что дежурный назначается «в целях наблюдения за порядком несения службы красноармейцами, направляемыми для охраны порядка в городе». Подчинялся дежурный военному комиссару и коменданту гарнизона и в течение «своих» дежурных суток, начиная с полудня, должен был безотлучно находиться в помещении военкомата, откуда контролировал службу патрулей. Но не только. В его обязанности входили также проверка выполнения частями гарнизона наряда патрулей и резервов, правильность получения последними пищевого довольствия от своих частей. А также того, удовлетворяет ли необходимым условиям отдыха помещение, где размещался личный состав отдыхающей смены патруля во время несения службы, и исправно ли несут её дозоры в районах города, правильно ли организована связь между ними, и так далее.

Особо обговаривались в «Наставлении» действия дежурного в случае возникновения в городе пожара, серьёзных беспорядков или контрреволюционных выступлений. Так, при пожаре он обязан был немедленно сообщить о ЧП коменданту города, в пожарное депо и милицию, а сам – прибыть на место происшествия, чтобы выяснить, в какой мере необходима помощь военных. При нужде в таковой немедленно вызвать ближайшую дежурную воинскую часть. В том числе и для того, чтобы выставить караул, если требовалось спасать имущество не только от огня, но и от расхищения. В случае же беспорядков и массовых выступлений дежурный, выехав на место, с ближайшего телефона немедленно сообщал о случившемся военкому, коменданту и в милицию. После чего до их прибытия обязан был самостоятельно принять все меры к прекращению беспорядков и задержанию виновных. Кстати, для служебных поездок по городу в его распоряжение предоставлялась верховая лошадь.

Таким образом, дежурный по городу и подчинённые ему воинские патрули в значительной мере выполняли те функции, которые обычно относятся к ведению правоохранительных органов, то есть милиции. В частности, охрана общественного порядка, а также имущества при пожарах.

Видимо, с учётом этого 23 апреля был издан приказ по батальону, в соответствии с которым прекращалась высылка в помощь милиции красноармейцев из ближайших воинских частей. Теперь таковая могла оказываться только силами дежурной роты (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 95).

Важным шагом в укреплении симбирских частей Красной Армии и повышении качества её младшего комсостава стало создание в гарнизоне школы подготовки кадров взводных инструкторов. Решение об этом было принято 25 апреля на совещании Военной коллегии с участием заведующих отделами Военного комиссариата. Тогда же утвердили и положение об этом военно-учебном заведении. В соответствии с ним зачислению в школу подлежали «солдаты, находящиеся на службе в Красной Армии, хорошо грамотные и сознательно относящиеся к делу защиты интересов трудового народа и власти Советов». Чёткий срок обучения продолжительностью в полгода устанавливался только для курсантов, «не знающих строя». Все остальные, бывшие в строю, а также прошедшие учебную команду, учились «в зависимости от степени подготовки». Занятия проходили ежедневно, кроме воскресных дней, национальных и двунадесятых праздников. Длились они по 6 часов в день, плюс полтора часа самоподготовки. Выпускники, успешно окончившие школу, приказом губвоенкома назначались на должности командиров взводов в любую из частей на территории губернии. Кроме того, на период учёбы курсанты становились неким резервом на случай подавления крупных беспорядков и контрреволюционных выступлений и при возникновении таковых распоряжением Военкома вызывались на усмирение полном составе (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 116).

Размещалась школа в Симбирске на ул. Лисиной в доме бывшего духовного училища (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 143. Ныне ул. К. Либкнехта, д. 1/14, здание медицинского факультета УлГУ. Свешникова, О. А. Историческая застройка Симбирска-Ульяновска : обзор. С. 46).

Таким образом, с начала апреля процесс формирования Красной Армии в Симбирске стал обретать всё более и более осмысленный характер и системную основу. Хотя до превращения частей, собранных, что называется, с бору по сосёнке, в боеспособное воинское соединение было ещё далеко.

Глава 6. Красноармейская Пасха

На 7 апреля, то есть фактически на момент начала «переприёма» в Симбирском пехотном батальоне под ружьём было в общей сложности 1012 человек. В том числе:

1 рота – 134 человека.

2 рота – 154 человека.

3 рота – 150 человек.

4 рота – 95 человек.

Пулемётная команда – 81.

Лазаретная команда – 13.

Нестроевая рота – 19.

Прикомандированные к нестроевой роте – 138 (хлебопеки, обозные, оружейные мастера, повара, маляры, печники, сапожники и пр.).

Литерная рота «А» – 101.

Литерная рота «Б» – 104.

Штаб батальона – 23, включая командира Александра Мельникова.

В общую численность не вошли прикомандированные к каждому подразделению для хозяйственных нужд военнопленные от 5 до 8 человек к каждой (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 70–78). Зато 11 апреля к батальону были прикомандированы и поставлены на все виды довольствия бойцы третьего интернационального отряда Красной Армии в количестве 53 человек (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 59 об.)

Вот в таком составе этой воинской части и предстояло в скором времени принять «боевое крещение»… первомайским парадом. О том, как он проходил в Симбирске, мы уже рассказывали. Теперь посмотрим, как готовилась его военная часть.

Инициативу участия войск гарнизона в первомайской манифестации выдвинул местный Комитет коммунистической партии большевиков, направивший 23 апреля соответствующее предложение в губернскую военную коллегию. Спустя два дня, 25 апреля, оно было рассмотрено на совещании с участием заведующих отделами Военного комиссариата и, конечно же, одобрено. «Красная Армия должна выступить на предстоящем празднике 1 мая, как военная организация, самостоятельно, подчиняясь общему церемониалу. Тогда она своей организованностью, порядком и дисциплиной должна показать свою мощь и силу, как опора власти пролетариата и угроза империализму и капиталу», – говорилось в принятом по этому вопросу решении. В парадный строй надлежало поставить 6 рот общим числом около 900 человек. На том же совещании определились и с лозунгами на знамёнах, которые будут реять над парадными расчётами:

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ КРАСНАЯ АРМИЯ!», «ВСЕ – В РЯДЫ АРМИИ!», «В БОРЬБЕ ОБРЕТЁШЬ ТЫ ПРАВО СВОЁ», «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЛАСТЬ СОВЕТОВ!», «ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА И БРАТСТВО НАРОДОВ!», «МИР ХИЖИНАМ – ВОЙНА ДВОРЦАМ!» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 116).

И всё бы хорошо, но была одна проблема: «Вследствие усиленного несения караульной службы Красной Армией Симбирского гарнизона, пока не представилось возможным уделить достаточно времени на строевую подготовку», – констатировал приказ приказа по 1-му Симбирскому отдельному пехотному батальону от 22 апреля (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 94). То есть красиво маршировать строем войска не умели. Для того, чтобы к торжеству 1 мая Красной Армии «представиться в блестящем виде», командирам предписывалось немедленно приступить к строевым занятиям со всеми свободным от караульного наряда людьми ежедневно с 9 до 11 часов утра и с 3 до 5 часов дня.

И вот торжественный день настал. К 9 часам утра роты в составе всех бойцов, свободных от караульной службы, во главе с ротными командирами и весь командный состав прибыли к Гончаровскому дому, что на Новом Венце (Ныне – здание Ульяновского областного краеведческого музея им. И. А. Гончарова). «Форма одежды – парадная. При оружии, без шинелей, в летних фуражках, защитных рубашках, защитных шароварах, в сапогах, при поясках и одной патронной подсумке» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 115). Судя по всему, усиленная недельная строевая подготовка не прошла даром – в газетном репортаже о Первомае корреспондент с восторгом писал про «стройные отряды замечательно дисциплинированный Красной Армии». А впереди был следующий праздник. Без парада, но с торжествами – 15 мая приказом батальону всему личному составу было зачитано поздравление Сенгилеевского Военного комиссара Кирилова с праздником… Святой Пасхи: «Христос Воскресе!

Рабоче-крестьянская Красная Армия Сенгилеевского отряда при совете рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, штаб и военный комиссар поздравляем вас, находящуюся в нашем распоряжении рабоче-крестьянскую красную армию и служащих штаба с высокоторжественным праздником Воскресенья Христова и шлем вам наилучшие пожелания в плодотворной работе за укрепление власти рабочих и крестьян от ненавистной буржуазии и их приспешников, которые и до сего времени ведут борьбу и никак не могут примириться со свободно дышащей Россией и новой молодой рабоче-крестьянской Красной Армией, которая стоит на страже интересов рабочих и крестьян и за Советы, которые исполняют волю трудового народа. Но пусть все знают, что рабоче-крестьянская Красная Армия и в частности Сенгилеевский отряд, лучше умрет, но не даст попасть России под иго капиталистов, помещиков их приспешников» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 153, 154).

В общем, за революцию Христа ради!

В конце концов, праздники закончились, а строительство революционной боголюбивой Красной Армии продолжалось. Ещё в конце апреля на заседании губсовнаркома симбирский военком внёс предложение о сведении всех батальонов Красной армии в одну единицу (полк) и об упразднении батальонных штабов. Предложение в целом одобрили (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 28. Л. 2 об.), но, видимо, реализацию его решили отложить до окончания пролетарского праздника. Во всяком случае, приказ по губернскому Военному комиссариату № 36 о сведении пехотных батальонов гарнизона в 1-й пехотный Симбирский полк был объявлен только 11 мая. Командиром его назначался заведующий школой подготовки взводных инструкторов Поляков.

Временно исполняющим дела помощника комполка стал командир 1-го батальона Мельников, продолжавший одновременно исполнять свои прежние обязанности (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 134). Официально новая воинская часть объявлялась сформированной с 20 мая 1918 года. В её состав вошли 1-й, 2-й и 3-й отдельные пехотные батальоны, а также рота латышских стрелков. Пулемётная команда 1-го батальона переименовывалась в 1-ю пулеметную команду Максима. Пулемётная команда 2-го батальона – во 2-ю пулемётную команду Максима, а пулемётная команда 2-го батальона Кольта становилась 1-й пулемётной командой Кольта. Из названий видно, каким именно оружием были вооружены пулемётчики. Штабы всех трёх батальонов упразднялись. Штаб 1-го батальона развёртывался в штаб полка (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 143).

Здесь необходимо сделать уточнение: о 2-м и 3-м батальонах не известно практически ничего. В отличие от 1-го, процесс создания которого по архивным материалам прослеживается довольно чётко, никаких документальных сведений о двух других упомянутых подразделениях найти пока не удалось. Ни о времени их формирования, ни об именах командиров, ни о численном составе, ни о местах дислокации. Второй батальон лишь вскользь упоминается иногда в приказах по первому батальону или военному комиссариату. И в конце концов оба растворяются в рядах сформированного полка. А тот, одновременно с переформированием и несмотря на отсутствие боевых действий, нёс ощутимые потери в живой силе. По состоянию на 19 мая он потерял 268 бойцов, отказавшихся продолжать службу на новых условиях, то есть на условиях, обозначенных в «Кратком перечне прав, обязанностей и ответственности красноармейцев Симбирской губернии» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 162-164). Не совсем ясно, правда, добровольно они приняли такое решение или были «вычищены» переприёмной комиссией. В результате, например, в первой роте осталось 77 бойцов, а в четвёртой – 24 (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 155-156).

Правда, потери в какой-то мере были восполнены за счёт прибывшей в середине мая в Симбирск в распоряжение Чрезвычайной следственной комиссии команды 1-го Московского революционного отряда в количестве 32 штыков. Его личный состав разместили в кадетском корпусе и зачислили на все виды довольствия при 1-й роте 1-го Симбирского пехотного батальона, а позже полк (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 1. Л. 153). Что именно послужило причиной прибытия в Симбирск вооружённых москвичей, точно не известно. Возможно, это было ответом на упоминавшуюся выше телеграмму председателя губчека Грикмана от 18 апреля в комиссариат внутренних дел, в которой он сообщал, что для создания в губернии твёрдой советской власти нужно разоружить почти весь гарнизон в 1500 человек. А для этого, по его мнению, необходима «присылка надежного отряда не менее 500 человек при 20 пулеметах, взвод артиллерии, желательно латышских стрелков».

А возможно, Москва решила удовлетворить ходатайство Симбиского Совета от 24 апреля, в котором, напомним, тот просил «прислать из Москвы вооруженный отряд в 50 человек в помощь Симбирскому Губсовдепу для подавления контрреволюции…

Высылка отряда должна быть сделана беззамедлительно, вследствие высшей степени затруднительного положения Симбирского Губернского Совета».

Скорее всего, верно второе предположение, поскольку москвичи прибыли в гораздо меньшем количестве, чем просил чекист, и без артиллерии.

Итак, к концу мая 1918 года личный состав Симбирского гарнизона был существенно «почищен», а служба в нём обрела более или менее чёткие правовые основы. Личный состав хорошо показал себя в строю во время парада и был сведён в полк. Но стал ли он от этого более организованным и боеспособным? Ответить на этот вопрос могли только реальные бои, которые к тому времени уже гремели совсем рядом – под Самарой, на которую наступали восставшие чехословаки и объединившиеся вокруг них белогвардейцы. На помощь обороняющимся из Симбирска были посланы войска.

Вот что об этом их походе поведал на заседании Симбирской организации КП(б) 27 мая председатель губисполкома: «Открывший собрание Гимов сообщил о том, что посланные из Симбирска на Самарский фронт войска разоружены за разложение и незаконные требования. Кроме 3-го интернационала и пулеметчиков...

По имеющимся данным, наши солдаты требовали добавочного пайка хлеба и кровати. Словом, хотели жить, как в Симбирске. Начальник Латышского полка заявил, что эти требования недопустимы и незаконны и отдал приказ разоружить солдат. Они стали было оправдываться, но было поздно – их окружили броневиками и артиллерией, после чего приказ был выполнен». По мнению Крымова, этот позор стал результатом огромной ошибки, которая заключается в том, что такой ответственный комиссариат, как военный, был отдан левым эсерам1. В общем, первый бой вышел комом. Хотя до боя-то как раз дело даже и не дошло.